Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Записи с темой: СтиХи, стИхи (67)
вторник, 18 июня 2013
23:27
Доступ к записи ограничен
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 29 мая 2013
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Дышится?
Нет не дышится, и даже почти –
Нет.
Воздуху места так не хватает в легких.
Пусть поскорей перепишутся
Строки или сгорят
В огне,
Или рассыплются
И соберутся
В новые-новые строки.
Пусть же когда над землею
Вспыхнет
Ализарином рассвет,
Мы разойдемся, чтоб больше
Не повстречаться.
Скажем себе: его в мой жизни
Теперь уже
Попросту нет,
Только без слез, умоляю,
Я сильный,
Держаться,
Держаться,
Держаться.
Ну а потом, в отражениях витрин
Будем встречать по утрам
Милые сердцу черты,
Так безумно похожие:
И губы,
И руки,
И шея,
И стан,
И видеть друг друга
В совсем незнакомых прохожих.
Ну а потом, разрыдавшись в парке
На одной и той же скамье,
Только в разное время…
И разлука в истории станет помаркой,
Опиской, случайностью,
Только не тяжким бременем.
Прислонившись к стеклу
И взобравшись на подоконник
И форточку распахнув,
Закричать, что есть мочи
«Прости меня!
Только вспомни,
Пожалуйста, вспомни,
Как мы, когда были вместе,
Держались за руки
Днем и ночью,
И, конечно, нам было не больно,
Только будто открылись раны,
Помнишь? Помни,
Пожалуйста, помни.
В вазе часто стояли тюльпаны,
Замирали услужливо стрелки
На часах. С тобой все в порядке?
Не ввязался уже ль в переделку,
Не бежишь от меня без оглядки
До сих пор?»
Ветер с юга,
Забирай мои помыслы,
Забирай все слова мои, волосы,
Запах тмина.
Донеси.
Чтобы мы услыхали друг друга.
28.05.2013.
Нет не дышится, и даже почти –
Нет.
Воздуху места так не хватает в легких.
Пусть поскорей перепишутся
Строки или сгорят
В огне,
Или рассыплются
И соберутся
В новые-новые строки.
Пусть же когда над землею
Вспыхнет
Ализарином рассвет,
Мы разойдемся, чтоб больше
Не повстречаться.
Скажем себе: его в мой жизни
Теперь уже
Попросту нет,
Только без слез, умоляю,
Я сильный,
Держаться,
Держаться,
Держаться.
Ну а потом, в отражениях витрин
Будем встречать по утрам
Милые сердцу черты,
Так безумно похожие:
И губы,
И руки,
И шея,
И стан,
И видеть друг друга
В совсем незнакомых прохожих.
Ну а потом, разрыдавшись в парке
На одной и той же скамье,
Только в разное время…
И разлука в истории станет помаркой,
Опиской, случайностью,
Только не тяжким бременем.
Прислонившись к стеклу
И взобравшись на подоконник
И форточку распахнув,
Закричать, что есть мочи
«Прости меня!
Только вспомни,
Пожалуйста, вспомни,
Как мы, когда были вместе,
Держались за руки
Днем и ночью,
И, конечно, нам было не больно,
Только будто открылись раны,
Помнишь? Помни,
Пожалуйста, помни.
В вазе часто стояли тюльпаны,
Замирали услужливо стрелки
На часах. С тобой все в порядке?
Не ввязался уже ль в переделку,
Не бежишь от меня без оглядки
До сих пор?»
Ветер с юга,
Забирай мои помыслы,
Забирай все слова мои, волосы,
Запах тмина.
Донеси.
Чтобы мы услыхали друг друга.
28.05.2013.
понедельник, 18 февраля 2013
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Мне снова снится простор. Раз пятый.
Мне море вновь не дает покоя,
А волосы треплет ветер мятный,
Я забываю немного, кто я…
И мне б услышать хоть крики чаек,
Хоть скрипы палуб в большом порту,
Но моря нет ни конца, ни края,
Как нет бессонницы поутру.
Песок и галька. Морская пена.
Омоют ноги, оближут пальцы.
Вдали опять замаячит, верно
Усталый в странствиях светлый парус.
Мелькнет и снова растает в дымке,
Исчезнет чайкой в пустынных водах.
Нет сил уж губы кривить в улыбке,
Нет сил уж слушать морские оды.
И расстаешься: прощайте, волны,
Счищаешь с кожи морскую соль,
Да только мысли водою полны,
И тешет ветер в затылке боль.
Оно проснется: и скрипом в дверцах
Возникнет палуба. В парусах
Играет ветер. Опять на сердце
Вчера сгоревшая "Катти Сарк".
И снова ночью, неловко хмурясь,
Ступаешь в воды. Прохлада. Сон.
Внутри тебя еще дремлет буря,
С ней сердце мечется в унисон.
Молчи, внимая. И шум прибоя,
И легкий бриз, и опасный шторм, -
С тобой навеки, твое родное,
Поверх устало-привычных норм.
Зачем бежать от того, что мнится
Во взмахе крыльев, в пустых картинах,
Не тьма слепая ночами снится,
А волны брызжущие и тина.
Твой личный берег, бескрайний остров,
Льняная скатерть камней-песка.
Но почему же так странно остры
Куплеты. Песня твоя легка?
Не время? Просто еще не время
Летать над морем, пинать песок,
Звать чаек; Жизни земной есть бремя,
Есть грусть, что ломит порой висок.
Но позже: выдохнув чье-то тело,
Поставив точку в земном пути,
Ты вспомнишь: море тебя хотело,
И к морю можно всегда прийти.
Мне море вновь не дает покоя,
А волосы треплет ветер мятный,
Я забываю немного, кто я…
И мне б услышать хоть крики чаек,
Хоть скрипы палуб в большом порту,
Но моря нет ни конца, ни края,
Как нет бессонницы поутру.
Песок и галька. Морская пена.
Омоют ноги, оближут пальцы.
Вдали опять замаячит, верно
Усталый в странствиях светлый парус.
Мелькнет и снова растает в дымке,
Исчезнет чайкой в пустынных водах.
Нет сил уж губы кривить в улыбке,
Нет сил уж слушать морские оды.
И расстаешься: прощайте, волны,
Счищаешь с кожи морскую соль,
Да только мысли водою полны,
И тешет ветер в затылке боль.
Оно проснется: и скрипом в дверцах
Возникнет палуба. В парусах
Играет ветер. Опять на сердце
Вчера сгоревшая "Катти Сарк".
И снова ночью, неловко хмурясь,
Ступаешь в воды. Прохлада. Сон.
Внутри тебя еще дремлет буря,
С ней сердце мечется в унисон.
Молчи, внимая. И шум прибоя,
И легкий бриз, и опасный шторм, -
С тобой навеки, твое родное,
Поверх устало-привычных норм.
Зачем бежать от того, что мнится
Во взмахе крыльев, в пустых картинах,
Не тьма слепая ночами снится,
А волны брызжущие и тина.
Твой личный берег, бескрайний остров,
Льняная скатерть камней-песка.
Но почему же так странно остры
Куплеты. Песня твоя легка?
Не время? Просто еще не время
Летать над морем, пинать песок,
Звать чаек; Жизни земной есть бремя,
Есть грусть, что ломит порой висок.
Но позже: выдохнув чье-то тело,
Поставив точку в земном пути,
Ты вспомнишь: море тебя хотело,
И к морю можно всегда прийти.
воскресенье, 09 декабря 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Среди мостов, каналов, кораблей
Летит мой дух, и видит все окрест:
И боль огня, и гордость ассамблей,
Что выбрали бесстрастность этих мест.
Порвался парус, треснул тонкий лед,
Кричит в пересеченье зим и лет.
Ты не ищи меня в глубинах его вод:
Меня уже давным-давно там нет.
Созвездья тают, птиц и след простыл,
На крышах ветер сеет серебро,
Там нет меня, где ты однажды был,
Мое б замерзло тонкое перо.
В расщелинах, во вздохе у глубин,
Что манят вечностью и тишиной скрипят,
Не жди меня до тьмы и до седин,
Они меня давно уж не пленят.
Во взмахе крыльев перелетных птиц,
В движении стрелок, в шепоте дождей,
В старинных театрах, в шуме колесниц
Искать и звать меня, прошу тебя, не смей.
Лети на свет, стремись быть выше туч
И облаков, и яростных комет.
Твоих ресниц коснется нежный луч,
Когда растает сон, где меня нет.
В весне, когда цветы и долги дни,
И в осени тоской, где тьму кляня,
Я не с тобой – себя, друг, не вини –
Там вовсе нет меня.
Летит мой дух, и видит все окрест:
И боль огня, и гордость ассамблей,
Что выбрали бесстрастность этих мест.
Порвался парус, треснул тонкий лед,
Кричит в пересеченье зим и лет.
Ты не ищи меня в глубинах его вод:
Меня уже давным-давно там нет.
Созвездья тают, птиц и след простыл,
На крышах ветер сеет серебро,
Там нет меня, где ты однажды был,
Мое б замерзло тонкое перо.
В расщелинах, во вздохе у глубин,
Что манят вечностью и тишиной скрипят,
Не жди меня до тьмы и до седин,
Они меня давно уж не пленят.
Во взмахе крыльев перелетных птиц,
В движении стрелок, в шепоте дождей,
В старинных театрах, в шуме колесниц
Искать и звать меня, прошу тебя, не смей.
Лети на свет, стремись быть выше туч
И облаков, и яростных комет.
Твоих ресниц коснется нежный луч,
Когда растает сон, где меня нет.
В весне, когда цветы и долги дни,
И в осени тоской, где тьму кляня,
Я не с тобой – себя, друг, не вини –
Там вовсе нет меня.
четверг, 11 октября 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Пасмурно, Рыцарь, и ветер, гуляющий в ивах,
Снова поет серенады, сонеты, симфонии,
Пой громче, пой, заглушая и всхлипы, и стоны, и
Крошечный мир всех осенних моих переливов.
Помнишь ли, помнишь? Я знаю, в задушенном шорохом
Вздохе исчезли загадки, проблемы, иллюзии.
Образ неясный – ох, твой ли, ох, мой ли – и к музе,
Снова выплескивать небо сияющим посохом.
Музыка смолкла. Главное - снова пропавшее?
Смысл лишь в нотах, а в слове ли что-то осталось?
Знаю: весь мир, а не мира ничтожная малость,
И красота всех симфоний, и Рыцарь уставший мой.
Снова поет серенады, сонеты, симфонии,
Пой громче, пой, заглушая и всхлипы, и стоны, и
Крошечный мир всех осенних моих переливов.
Помнишь ли, помнишь? Я знаю, в задушенном шорохом
Вздохе исчезли загадки, проблемы, иллюзии.
Образ неясный – ох, твой ли, ох, мой ли – и к музе,
Снова выплескивать небо сияющим посохом.
Музыка смолкла. Главное - снова пропавшее?
Смысл лишь в нотах, а в слове ли что-то осталось?
Знаю: весь мир, а не мира ничтожная малость,
И красота всех симфоний, и Рыцарь уставший мой.
четверг, 26 июля 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Сгущаются сумерки, тени растут, часы
Бьют: полдесятого. Время устать, упасть.
Зачем душа рвется подальше от этой красы?
Зачем принимает за грубость чужую страсть?
Но это не важно; Я от всего ухожу.
«Тихо», - шепчу я своим полуночным мечтам,
«Время еще не настало, и я расскажу,
Мне по каким походить захотелось местам».
Жаль мне, что бурые крылья, как у орлана
Ты мне, мой Боже, однажды в спине не оставил.
Я бы летала над безднами и океаном,
Пела б в молитвах сто десять небесных правил.
Я бы уснула однажды, но через прикрытые веки
Вышла б душа моя, и полетела на север.
В небе ей ветра б, внизу лишь дороги-реки
И задремавшие сциллы, вьюнки и клевер.
С крыльями проще: мысли собрав, в небо взвиться.
И долететь до предела и до горизонта.
Пусть пропадают внизу все невзгоды и лица,
А в ушах стонет свободы послушная нота.
Я прилетела б к тебе – пусть, непрошено – тенью
Самого мудрого, вечного-вечного солнца.
Голос твой снова б моим стал от боли спасеньем:
Больше б меня не держали ни цепи, ни кольца.
Я бы приснилась тебе в кимоно или в платье,
Я бы смеялась, но после – какая сила?
Нет, не смогла б удержать я свое заклятье,
А потому я бы просто тебя отпустила.
И улетела б обратно, роняя капли,
Крови ли, слез ли, обиды, но ветер в крыльях
Снова меня направлял бы и резал саблей
Липкую горечь и нити немого бессилья.
В общем-то, все бы наладилось, даже погоня -
Вечная скорость от альфы до яркой омеги -
Стала бы шагом бесшумным, судьбой на ладони,
И душа б снова вошла под прикрытые веки.
И разрыдалась б, а может, бесшумно б уснула,
Не расставаясь с уставшим в ее крыльях ветром.
Знаешь, я, может, во снах твоих все же мелькнула?
И улыбнулась, растаяв неслышно где-то?..
Бьют: полдесятого. Время устать, упасть.
Зачем душа рвется подальше от этой красы?
Зачем принимает за грубость чужую страсть?
Но это не важно; Я от всего ухожу.
«Тихо», - шепчу я своим полуночным мечтам,
«Время еще не настало, и я расскажу,
Мне по каким походить захотелось местам».
Жаль мне, что бурые крылья, как у орлана
Ты мне, мой Боже, однажды в спине не оставил.
Я бы летала над безднами и океаном,
Пела б в молитвах сто десять небесных правил.
Я бы уснула однажды, но через прикрытые веки
Вышла б душа моя, и полетела на север.
В небе ей ветра б, внизу лишь дороги-реки
И задремавшие сциллы, вьюнки и клевер.
С крыльями проще: мысли собрав, в небо взвиться.
И долететь до предела и до горизонта.
Пусть пропадают внизу все невзгоды и лица,
А в ушах стонет свободы послушная нота.
Я прилетела б к тебе – пусть, непрошено – тенью
Самого мудрого, вечного-вечного солнца.
Голос твой снова б моим стал от боли спасеньем:
Больше б меня не держали ни цепи, ни кольца.
Я бы приснилась тебе в кимоно или в платье,
Я бы смеялась, но после – какая сила?
Нет, не смогла б удержать я свое заклятье,
А потому я бы просто тебя отпустила.
И улетела б обратно, роняя капли,
Крови ли, слез ли, обиды, но ветер в крыльях
Снова меня направлял бы и резал саблей
Липкую горечь и нити немого бессилья.
В общем-то, все бы наладилось, даже погоня -
Вечная скорость от альфы до яркой омеги -
Стала бы шагом бесшумным, судьбой на ладони,
И душа б снова вошла под прикрытые веки.
И разрыдалась б, а может, бесшумно б уснула,
Не расставаясь с уставшим в ее крыльях ветром.
Знаешь, я, может, во снах твоих все же мелькнула?
И улыбнулась, растаяв неслышно где-то?..
вторник, 24 июля 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Они познакомились в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда еще было холодно в их сердцах.
Он думал, что нет на земле ничего прекрасней ее лица,
Она обязалась мечту о нем в мыслях греть.
Скажите мне, что такое ваша любовь?
Небесное чувство, лик ангела или простая мигрень?
Они стали вместе жить в Кельне, осенью, в ноябре,
Обманывать не друг друга им стало в новь.
А через пять долгих месяцев кончился Рай,
И только душевные боли остались, терзания и дежавю,
В скандалах мелькало пустое «Нет, я на тебя не давлю»,
И разум все чаще шептал «Скорей свою душу спасай».
Сердца их тревожно цеплялись за «Переждем»,
Хватались за «Перетерпим», за вечное «Надо».
Сердца их дрожали, себя отравляя ядом,
И плакали тихо с ночным очень долгим дождем.
Потом наступила иллюзия «Все у нас хорошо».
Она отравилась ей первая, жадно рвя горечь на части,
Она приняла тишину и молчанье за очень скромное счастье,
«Дождь ведь прошел, а значит, стало свежо».
Сначала она пела песни ему – о былом,
Смотрела в глаза, подобные горному хрусталю,
А он повторял ей упорно «Нет, я тебя не люблю,
И лучше мне будет покинуть наш новый дом».
Но он оставался. Что-то ему не давало
Взять свои вещи, и молча шагнуть за порог.
Может, слепая надежда, а может, хороший грог.
Только надежды и грога всегда было мало.
Стоило ей взять лекарство и сделать глоток,
Вылечить раны, тихо понять «Все напрасно»,
Как в нем расцветает не белый, а ярко-красный,
«Я не хочу без тебя. Распустись, мой цветок».
Только по сердцу – не ласка, а жесткий бич:
«Я от тебя улетаю во Франкфурт-На-Майне!»
Он отвечал: «Улетай! Мне не важно! Лишь дай мне
В эти минуты еще раз тебя постичь».
Они убивали друг друга; теперь они понимали,
Что все закончится скоро. Теперь уже точно.
Что все с начала было нелепо, ненужно, непрочно.
Слово «люблю» превратилось в осколок стали.
Год уже скоро, звезды осенние и начало конца:
Воспоминания, слезы – все как в забытой игре,
Они расстались безмолвно в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда уже было холодно в их сердцах.
Когда еще было холодно в их сердцах.
Он думал, что нет на земле ничего прекрасней ее лица,
Она обязалась мечту о нем в мыслях греть.
Скажите мне, что такое ваша любовь?
Небесное чувство, лик ангела или простая мигрень?
Они стали вместе жить в Кельне, осенью, в ноябре,
Обманывать не друг друга им стало в новь.
А через пять долгих месяцев кончился Рай,
И только душевные боли остались, терзания и дежавю,
В скандалах мелькало пустое «Нет, я на тебя не давлю»,
И разум все чаще шептал «Скорей свою душу спасай».
Сердца их тревожно цеплялись за «Переждем»,
Хватались за «Перетерпим», за вечное «Надо».
Сердца их дрожали, себя отравляя ядом,
И плакали тихо с ночным очень долгим дождем.
Потом наступила иллюзия «Все у нас хорошо».
Она отравилась ей первая, жадно рвя горечь на части,
Она приняла тишину и молчанье за очень скромное счастье,
«Дождь ведь прошел, а значит, стало свежо».
Сначала она пела песни ему – о былом,
Смотрела в глаза, подобные горному хрусталю,
А он повторял ей упорно «Нет, я тебя не люблю,
И лучше мне будет покинуть наш новый дом».
Но он оставался. Что-то ему не давало
Взять свои вещи, и молча шагнуть за порог.
Может, слепая надежда, а может, хороший грог.
Только надежды и грога всегда было мало.
Стоило ей взять лекарство и сделать глоток,
Вылечить раны, тихо понять «Все напрасно»,
Как в нем расцветает не белый, а ярко-красный,
«Я не хочу без тебя. Распустись, мой цветок».
Только по сердцу – не ласка, а жесткий бич:
«Я от тебя улетаю во Франкфурт-На-Майне!»
Он отвечал: «Улетай! Мне не важно! Лишь дай мне
В эти минуты еще раз тебя постичь».
Они убивали друг друга; теперь они понимали,
Что все закончится скоро. Теперь уже точно.
Что все с начала было нелепо, ненужно, непрочно.
Слово «люблю» превратилось в осколок стали.
Год уже скоро, звезды осенние и начало конца:
Воспоминания, слезы – все как в забытой игре,
Они расстались безмолвно в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда уже было холодно в их сердцах.
воскресенье, 22 июля 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
К полугодию одной очень хорошей ролевой "Эльдорадо", на которой я зависаю в последнее время такое вот своеобразное поздравление.)
Одним словом меньше – зачеркнуто, и караваны
Уходят нестройно обратно на жаркий юг.
Мне с ними никак – меня утомили саванны,
И мой опустел до предела походный тюк.
И мне до границы как будто немного осталось,
Прощайте, прощайте Сахара и Каракумы!
Еще одно плаванье выдержать – самая малость
Того, чего мне обещали рассветные думы.
И я устремляюсь на запад, скорее, скорее!
Поддать бы чуть-чуть алебастровым парусам.
Хочу скорей в зиму, где солнце почти не греет,
Хочу скорей в дом, который построил сам.
Скорей бы увидеть тебя и к тебе прикоснуться.
Что – Индия, Греция и африканские пляски!
Внутри меня струны натянуты – завтра порвутся,
Коль мне не удастся сорвать почерневшую маску:
Я, солнцем пустынным обласканный и закаленный,
Чернее гагата и жарче огня бедуинов,
И я не хочу быть с тобой чужеземцем бессонным,
В родном мне краю не хочу потерять свое имя!
Но вот уже море мерцает вдали, и закаты
Такие родные, не то что в опасных походах!
Я помню, отсюда меня увозили когда-то,
Но все уж прошло как сражения в греческих одах.
Прощай, одинокий Макондо, горячие ветры,
Прощайте, Перу, Эквадор и шальная ламбада!
До города дивного скоро останутся метры –
Встречай же меня поскорее, родной Эльдорадо!
Одним словом меньше – зачеркнуто, и караваны
Уходят нестройно обратно на жаркий юг.
Мне с ними никак – меня утомили саванны,
И мой опустел до предела походный тюк.
И мне до границы как будто немного осталось,
Прощайте, прощайте Сахара и Каракумы!
Еще одно плаванье выдержать – самая малость
Того, чего мне обещали рассветные думы.
И я устремляюсь на запад, скорее, скорее!
Поддать бы чуть-чуть алебастровым парусам.
Хочу скорей в зиму, где солнце почти не греет,
Хочу скорей в дом, который построил сам.
Скорей бы увидеть тебя и к тебе прикоснуться.
Что – Индия, Греция и африканские пляски!
Внутри меня струны натянуты – завтра порвутся,
Коль мне не удастся сорвать почерневшую маску:
Я, солнцем пустынным обласканный и закаленный,
Чернее гагата и жарче огня бедуинов,
И я не хочу быть с тобой чужеземцем бессонным,
В родном мне краю не хочу потерять свое имя!
Но вот уже море мерцает вдали, и закаты
Такие родные, не то что в опасных походах!
Я помню, отсюда меня увозили когда-то,
Но все уж прошло как сражения в греческих одах.
Прощай, одинокий Макондо, горячие ветры,
Прощайте, Перу, Эквадор и шальная ламбада!
До города дивного скоро останутся метры –
Встречай же меня поскорее, родной Эльдорадо!
четверг, 19 июля 2012
12:09
Доступ к записи ограничен
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 27 июня 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Лето - лишь наш мираж,
Только подделка грез,
Жаркого солнца паж,
Сборщик увядших роз.
Знай же, прекрасные сны,
Что не сбылись весной,
Летом будут бедны,
Злы, как пчелиный рой.
Не суждено мечте
Летний платок надеть:
Зноя печать не кресте -
Песни нам летом не петь.
Помни: мечтать в весну -
Слабость: душа не верна.
Грезы тянут ко дну,
Мысли лишают сна;
Лето - не их удел.
Лето - лишь зной и свет.
Плод грусти летом согрет,
Сочен, мягок и спел.
Знойное время ушло
На переделку зим.
Тот, кто покинул тепло,
Неуязвим.
04.06.2012.
Только подделка грез,
Жаркого солнца паж,
Сборщик увядших роз.
Знай же, прекрасные сны,
Что не сбылись весной,
Летом будут бедны,
Злы, как пчелиный рой.
Не суждено мечте
Летний платок надеть:
Зноя печать не кресте -
Песни нам летом не петь.
Помни: мечтать в весну -
Слабость: душа не верна.
Грезы тянут ко дну,
Мысли лишают сна;
Лето - не их удел.
Лето - лишь зной и свет.
Плод грусти летом согрет,
Сочен, мягок и спел.
Знойное время ушло
На переделку зим.
Тот, кто покинул тепло,
Неуязвим.
04.06.2012.
среда, 04 апреля 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Настала минута свече угасать,
И гаснут сердца молодыми.
И с неба спускается ангелов рать,
Стирая их смертное имя.
В тенях отражений грешна ли душа?
Легка ли, как ангелов перья?
И суд начинает читать не спеша
Прорехи людского смиренья.
- Он вор и обманщик! Он лжет день и ночь!
Вступают в ораторство бесы,
- Он спас от погибели божию дочь!
И слушал в смирении мессы.
И ангелы спорят, и бьют в свой набат,
На воду спускают седую ладью.
Один лишь вопрос в вены льет мне свой яд -
Кто будет бороться
за душу
мою?
И гаснут сердца молодыми.
И с неба спускается ангелов рать,
Стирая их смертное имя.
В тенях отражений грешна ли душа?
Легка ли, как ангелов перья?
И суд начинает читать не спеша
Прорехи людского смиренья.
- Он вор и обманщик! Он лжет день и ночь!
Вступают в ораторство бесы,
- Он спас от погибели божию дочь!
И слушал в смирении мессы.
И ангелы спорят, и бьют в свой набат,
На воду спускают седую ладью.
Один лишь вопрос в вены льет мне свой яд -
Кто будет бороться
за душу
мою?
воскресенье, 11 марта 2012
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Я как-то молила весну;
Она не пришла, и все показалось напрасным.
Я, кажется, тоже усну,
Как солнце в полях на закате тихонько угасну.
Приказано сердцу молчать,
Но рвется душа, оглушает ее вольный трепет.
И не остановит печать,
И не остановит ни голос жестокий, ни жалобный лепет.
Я снова пришла умирать;
Пусть только мысленно, словно, в моих руках девять жизней.
Пора б мне тебя разгадать,
Но я так устала, я завтра, когда на деревьях появится иней;
Пусть рушатся залы,
И все неизменно идет к одному, дороги все и перепутья.
Я, правда, очень устала.
Бежала по гальке горячей, вдохнула вчера пары ртути.
Сегодня я согреваюсь,
Наверное, что бы завтра еще сильнее замерзнуть.
Я медленно старюсь,
Влюбляюсь, меняюсь, молюсь только Фрейе и Ньерду,
Я снова тебя забываю,
Становится горько немного, но только на пару мгновений,
И я обращаюсь к Раю,
И в сердце туман проникает от переизбытка видений.
Пишу трагифарс,
Я – кукла, за ниточки дергает кто-то ни разу мне не знакомый,
Я видела вас:
Тебя, твою тень, твои мысли, и карты: одна – туз бубновый,
Пусть это козырная масть,
Всевластие голову кружит, огни зажигает, поет и трезвонит,
Да только вот жалкая власть,
Помятые карты, вольты, короли, когда жизнь так скоро уходит.
А мой кукловод
Очень скуп на подарки, на весны, на липкие громкие сонмы.
Пусть наш небосвод
Обрушается, падает вниз, разбивается, крошится, словно
Пора бы всему закончится.
Правда, конец? Но я просыпаюсь. И все растворяется в воздухе.
Опять тишина, и никто никому не молится;
Я снова тебя вспоминаю, я помню о шелке волос, мыслей ворохе.
И воспоминанья не колются,
Не режут тонкие вены, и сердце мое не терзают.
Как скоро они в мыслях скроются?
Не знаю. Я точно угасну. Ведь я без тебя каждый раз по весне угасаю.
Она не пришла, и все показалось напрасным.
Я, кажется, тоже усну,
Как солнце в полях на закате тихонько угасну.
Приказано сердцу молчать,
Но рвется душа, оглушает ее вольный трепет.
И не остановит печать,
И не остановит ни голос жестокий, ни жалобный лепет.
Я снова пришла умирать;
Пусть только мысленно, словно, в моих руках девять жизней.
Пора б мне тебя разгадать,
Но я так устала, я завтра, когда на деревьях появится иней;
Пусть рушатся залы,
И все неизменно идет к одному, дороги все и перепутья.
Я, правда, очень устала.
Бежала по гальке горячей, вдохнула вчера пары ртути.
Сегодня я согреваюсь,
Наверное, что бы завтра еще сильнее замерзнуть.
Я медленно старюсь,
Влюбляюсь, меняюсь, молюсь только Фрейе и Ньерду,
Я снова тебя забываю,
Становится горько немного, но только на пару мгновений,
И я обращаюсь к Раю,
И в сердце туман проникает от переизбытка видений.
Пишу трагифарс,
Я – кукла, за ниточки дергает кто-то ни разу мне не знакомый,
Я видела вас:
Тебя, твою тень, твои мысли, и карты: одна – туз бубновый,
Пусть это козырная масть,
Всевластие голову кружит, огни зажигает, поет и трезвонит,
Да только вот жалкая власть,
Помятые карты, вольты, короли, когда жизнь так скоро уходит.
А мой кукловод
Очень скуп на подарки, на весны, на липкие громкие сонмы.
Пусть наш небосвод
Обрушается, падает вниз, разбивается, крошится, словно
Пора бы всему закончится.
Правда, конец? Но я просыпаюсь. И все растворяется в воздухе.
Опять тишина, и никто никому не молится;
Я снова тебя вспоминаю, я помню о шелке волос, мыслей ворохе.
И воспоминанья не колются,
Не режут тонкие вены, и сердце мое не терзают.
Как скоро они в мыслях скроются?
Не знаю. Я точно угасну. Ведь я без тебя каждый раз по весне угасаю.
вторник, 22 ноября 2011
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Мне кажется, что все могло быть гораздо хуже.
Мечты в тополях, ветры в ивах и корабли по лужам.
Мне, правда, никто не нужен,
Созвездья считает осень.
Она лишь совсем немного, чуть-чуть не зима.
Прослушав все песни вьюги, хоть кто-то тихонько спросит:
- А что она, твоя осень? Все так же лишает сна?
А я не отвечу. Впрочем, внутри меня нет ответа.
Внутри меня нет ни капли; все так же звенит пустота.
Я прячусь от яркого света, боюсь, что меня переполнят,
И я расколюсь на части, и буду в разных местах.
Мне руки зима целует, но не потому, что покорна,
Держит в руках корону,
Еще не смея одеть.
Смеется в ответ вселенная, мои ей секреты открыты.
Что делать? Совсем разбита. Я ей подавлена, сломлена.
Пусть все мои карты биты, надежду в руках я не перестану греть.
С дыханьем играет стужа.
Один человек только нужен.
Созвездья считает осень. Все просто, все слишком просто.
Ответ на моих ладонях. Зима уж стучится в двери.
Все будет, конечно, будет.
Осталось лишь только верить.
Мечты в тополях, ветры в ивах и корабли по лужам.
Мне, правда, никто не нужен,
Созвездья считает осень.
Она лишь совсем немного, чуть-чуть не зима.
Прослушав все песни вьюги, хоть кто-то тихонько спросит:
- А что она, твоя осень? Все так же лишает сна?
А я не отвечу. Впрочем, внутри меня нет ответа.
Внутри меня нет ни капли; все так же звенит пустота.
Я прячусь от яркого света, боюсь, что меня переполнят,
И я расколюсь на части, и буду в разных местах.
Мне руки зима целует, но не потому, что покорна,
Держит в руках корону,
Еще не смея одеть.
Смеется в ответ вселенная, мои ей секреты открыты.
Что делать? Совсем разбита. Я ей подавлена, сломлена.
Пусть все мои карты биты, надежду в руках я не перестану греть.
С дыханьем играет стужа.
Один человек только нужен.
Созвездья считает осень. Все просто, все слишком просто.
Ответ на моих ладонях. Зима уж стучится в двери.
Все будет, конечно, будет.
Осталось лишь только верить.
четверг, 29 сентября 2011
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Я в своем сердце долго лелеяла, холила
Теплую тьму, непроглядную, зыбкую, странную.
Музыку громче, Маэстро!
Я окунаюсь в твою меланхолию,
В мягкий шифон, в старый бархат.
И в облака рваные.
Звездное небо разбито. Зеркалом сны отражает.
Что-то, в мечтах уходящее, тает на черных ресницах.
Стылую вечность, рутину оно искажает,
Мысли запутаны. Ночью твой образ не снится,
Но я тебя жду в царстве Морфея, хрупкую тьму согревая.
Я в беспощадном молчании, словно убита.
Раздавлена.
Я в беспокойстве духа, бьется он в теле, сломленный.
Солнце мое, свет твой жестокий и пламенный,
Не приходи. Не сейчас. В тесном и душном безмолвии.
Я тихо смиренно жду. Ставлю ловушку снов,
Но ветер тебя уносит, дожди твой смывают запах.
Мне лишь понять очень важно уже давно,
Суть и природу. Смерть к смерти.
Взгляд к взгляду.
Прах к праху.
Мысли словно оборваны. Нет продолжения.
Нет финала игры.
Если бы просто потеряны, только ответов и не было.
Сколько еще нужно ждать? Мне до какой поры
Что-то пытаться найти в том, во что я не верила.
Просто ступени закончены. Спой мне, Маэстро.
Спой.
Снова. Еще один раз. Окунаюсь в мелодии.
Что-то внутри сорвалось и нарушило древний устой.
Голос твой режущий. Снова завет в рапсодию.
Теплую тьму, непроглядную, зыбкую, странную.
Музыку громче, Маэстро!
Я окунаюсь в твою меланхолию,
В мягкий шифон, в старый бархат.
И в облака рваные.
Звездное небо разбито. Зеркалом сны отражает.
Что-то, в мечтах уходящее, тает на черных ресницах.
Стылую вечность, рутину оно искажает,
Мысли запутаны. Ночью твой образ не снится,
Но я тебя жду в царстве Морфея, хрупкую тьму согревая.
Я в беспощадном молчании, словно убита.
Раздавлена.
Я в беспокойстве духа, бьется он в теле, сломленный.
Солнце мое, свет твой жестокий и пламенный,
Не приходи. Не сейчас. В тесном и душном безмолвии.
Я тихо смиренно жду. Ставлю ловушку снов,
Но ветер тебя уносит, дожди твой смывают запах.
Мне лишь понять очень важно уже давно,
Суть и природу. Смерть к смерти.
Взгляд к взгляду.
Прах к праху.
Мысли словно оборваны. Нет продолжения.
Нет финала игры.
Если бы просто потеряны, только ответов и не было.
Сколько еще нужно ждать? Мне до какой поры
Что-то пытаться найти в том, во что я не верила.
Просто ступени закончены. Спой мне, Маэстро.
Спой.
Снова. Еще один раз. Окунаюсь в мелодии.
Что-то внутри сорвалось и нарушило древний устой.
Голос твой режущий. Снова завет в рапсодию.
воскресенье, 18 сентября 2011
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Здравствуй, слепая Осень; Сегодня сентябрь и град.
Снова ветра в спину дуют, живое тепло прогоняя.
Если захочешь узнать ты, то видеть тебя был я рад:
Ты невозможно похожа на двери, ведущие к Раю.
Ангелы плачут, наверно: От них моя Осень ушла,
Падают вниз, разбиваются, в пыль превращаясь.
Слышишь, любимая? Ты их сердца унесла,
Съела, сожгла. Улетела, ни с кем не прощаясь.
Был я один без тебя: И мое ты присвоила жадно.
Всеми непонятый, брошенный, Богом забытый.
Призрак немой; Все внутри было старо и смрадно;
Я был седой и тоскою по горло уж сытый.
Здравствуй, родная Осень. Сегодня октябрь, дожди.
Снова огни листопада, снова ты, милая, алая.
Я тебя лето все ждал, и ты меня тоже жди.
Я ухожу ненадолго, до скорого времени. Вялая
Мчится по лужам стая. Ты снова роняешь тучи,
Злая, жестокая, стонешь, кричишь, завываешь.
Было ли нам все равно, что будет немного лучше?
Что будет иначе, будет, как ты пожелаешь.
Я не ушел навсегда; Мне без тебя не прожить.
Пусть ты безумная, дикая. Все же родная.
Пусть от обиды и злости хватаешь ножи,
И чья-то горячая кровь наполняет от края до края
Наши пруды.
Здравствуй, любимая Осень. Сегодня ноябрь и снег.
Ты растворяешься в нем, ты уходишь, меня забывая.
Надо ль прощаться? Не думаю. Больно. И век
Не размокнуть мне, я каждой Зимой засыпаю.
Хмуриться брось. Моя Осень плетет листопады;
Ты растеряла умение где-то во снах и в тоске.
Осень моя, улыбнись, мы ведь были друг другу так рады,
Просто… уйди, не сжимая кинжала в руке.
Осень моя, мы не встретимся более. Вечность
Медленно-медленно, властно меня забирает.
Может, и вспомнишь меня. Верно, вспомнишь, конечно.
Осень любимая, спой мне. Ведь я умираю.
Снова ветра в спину дуют, живое тепло прогоняя.
Если захочешь узнать ты, то видеть тебя был я рад:
Ты невозможно похожа на двери, ведущие к Раю.
Ангелы плачут, наверно: От них моя Осень ушла,
Падают вниз, разбиваются, в пыль превращаясь.
Слышишь, любимая? Ты их сердца унесла,
Съела, сожгла. Улетела, ни с кем не прощаясь.
Был я один без тебя: И мое ты присвоила жадно.
Всеми непонятый, брошенный, Богом забытый.
Призрак немой; Все внутри было старо и смрадно;
Я был седой и тоскою по горло уж сытый.
Здравствуй, родная Осень. Сегодня октябрь, дожди.
Снова огни листопада, снова ты, милая, алая.
Я тебя лето все ждал, и ты меня тоже жди.
Я ухожу ненадолго, до скорого времени. Вялая
Мчится по лужам стая. Ты снова роняешь тучи,
Злая, жестокая, стонешь, кричишь, завываешь.
Было ли нам все равно, что будет немного лучше?
Что будет иначе, будет, как ты пожелаешь.
Я не ушел навсегда; Мне без тебя не прожить.
Пусть ты безумная, дикая. Все же родная.
Пусть от обиды и злости хватаешь ножи,
И чья-то горячая кровь наполняет от края до края
Наши пруды.
Здравствуй, любимая Осень. Сегодня ноябрь и снег.
Ты растворяешься в нем, ты уходишь, меня забывая.
Надо ль прощаться? Не думаю. Больно. И век
Не размокнуть мне, я каждой Зимой засыпаю.
Хмуриться брось. Моя Осень плетет листопады;
Ты растеряла умение где-то во снах и в тоске.
Осень моя, улыбнись, мы ведь были друг другу так рады,
Просто… уйди, не сжимая кинжала в руке.
Осень моя, мы не встретимся более. Вечность
Медленно-медленно, властно меня забирает.
Может, и вспомнишь меня. Верно, вспомнишь, конечно.
Осень любимая, спой мне. Ведь я умираю.
понедельник, 08 августа 2011
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Безмолвен взор глухой мольбы –
Ветра – не наши судьи.
Гонимый вор ничьей судьбы,
Не потерявший сути.
Вокруг кричат: За ним! За ним!
Не дать уйти чужому!
А я лишь ласточкой дразним,
И верен я иному.
Сто долгих лет тебе твержу:
Забудь земные склоки!
И я как верному пажу
Даю тебе уроки:
Взгляни на небо – ты не раб!
Одной судьбой гонимый.
Мой друг, не мертв, а просто слаб,
Вздыхаешь с грустью мнимой.
И мы вдвоем опять одни,
Мы за чертою горя.
Лишь одинокие огни
Нам дальше путь откроют.
Скитанья всласть ли, милый друг?
Быть может нам довольно?
Ветра и гром – не сотня слуг,
Им не бывает больно.
Нас ложь и сон к концу вели
Под гордый звук прибоя,
И мы ни лиц не обрели,
Ни мира, ни покоя.
Ветра – не наши судьи.
Гонимый вор ничьей судьбы,
Не потерявший сути.
Вокруг кричат: За ним! За ним!
Не дать уйти чужому!
А я лишь ласточкой дразним,
И верен я иному.
Сто долгих лет тебе твержу:
Забудь земные склоки!
И я как верному пажу
Даю тебе уроки:
Взгляни на небо – ты не раб!
Одной судьбой гонимый.
Мой друг, не мертв, а просто слаб,
Вздыхаешь с грустью мнимой.
И мы вдвоем опять одни,
Мы за чертою горя.
Лишь одинокие огни
Нам дальше путь откроют.
Скитанья всласть ли, милый друг?
Быть может нам довольно?
Ветра и гром – не сотня слуг,
Им не бывает больно.
Нас ложь и сон к концу вели
Под гордый звук прибоя,
И мы ни лиц не обрели,
Ни мира, ни покоя.
понедельник, 18 июля 2011
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
На месте кострища нет больше пепла;
Тоска и скорбь пришли с ветром, и теперь,
Когда от непролитых слез чьи-то глаза ослепли,
Застыла в беспамятстве времени тихая трель.
Мы дышим горечью; мы чужестранцы, мы тени.
Мы здесь случайно, но разве не это судьба?
Сила не в снах, а в чьем-то слепом провидении,
Жизнь лишь в борьбе, и смысл есть тоже борьба.
Просто еще одна сказка, еще одна песня ручья,
Просто скитания кончились, буря утихла.
Мы здесь нечаянно. Мы есть ничей и ничья.
Пусть остановка. Помчится вперед наше лихо.
Пусть мы в забвении. Пусть остаемся как есть.
Пусть неприкаянны; нам ли не верить в Творца?
Годы назад закончились гордость и спесь.
Годы назад повстречали начало конца.
Годы потратили на возвращенье лица.
Кто же не хочет узнать, из чего состоит?
Кто не лелеет надежду, не просит в сердцах?
Кто безмятежно в душевные бури спит?..
Мы ненадолго; мы не привыкли совсем
Жить, оставаться и ко всему привыкать.
Мы не другие, просто мы не как все.
Нам лишь надежды пустые под силу ваять.
Нам оставаться бессмысленно – мы здесь умрем.
Если дорога закончена, близится смерть.
Мы и не сходим с дороги, пока мы вдвоем.
Лишь друг на друга веками мы можем смотреть.
Мы обошли все миры, все деревни, все страны.
Нам рассказать только некому, что мы видали.
Время все вылечит, даже душевные раны.
Боль унесет оно в дивные дальние дали.
Эти кострища… тиф? Ведьма? Холод? Чума?
Пепел чего я в бессилье в ладони сжимаю?
Кто бы ответил? Да некому: пустошь нема.
Пустошь сгорела от края до края, до края.
Мы ненадолго. Подумаешь, вечность! Так мало…
Мы на просторе до окончанья времен.
Сердцу не больно, сердце просто устало.
Сердце вдруг вспомнить не может чьих-то имен…
Мы бы ушли и сегодня, но солнце садится.
Веки слипаются. Тихо. Тепло. Навсегда…
Смолкла навеки последняя певчая птица.
Путь наш закончен совсем?
Ничего…
Не беда.
17.07.2011.
Тоска и скорбь пришли с ветром, и теперь,
Когда от непролитых слез чьи-то глаза ослепли,
Застыла в беспамятстве времени тихая трель.
Мы дышим горечью; мы чужестранцы, мы тени.
Мы здесь случайно, но разве не это судьба?
Сила не в снах, а в чьем-то слепом провидении,
Жизнь лишь в борьбе, и смысл есть тоже борьба.
Просто еще одна сказка, еще одна песня ручья,
Просто скитания кончились, буря утихла.
Мы здесь нечаянно. Мы есть ничей и ничья.
Пусть остановка. Помчится вперед наше лихо.
Пусть мы в забвении. Пусть остаемся как есть.
Пусть неприкаянны; нам ли не верить в Творца?
Годы назад закончились гордость и спесь.
Годы назад повстречали начало конца.
Годы потратили на возвращенье лица.
Кто же не хочет узнать, из чего состоит?
Кто не лелеет надежду, не просит в сердцах?
Кто безмятежно в душевные бури спит?..
Мы ненадолго; мы не привыкли совсем
Жить, оставаться и ко всему привыкать.
Мы не другие, просто мы не как все.
Нам лишь надежды пустые под силу ваять.
Нам оставаться бессмысленно – мы здесь умрем.
Если дорога закончена, близится смерть.
Мы и не сходим с дороги, пока мы вдвоем.
Лишь друг на друга веками мы можем смотреть.
Мы обошли все миры, все деревни, все страны.
Нам рассказать только некому, что мы видали.
Время все вылечит, даже душевные раны.
Боль унесет оно в дивные дальние дали.
Эти кострища… тиф? Ведьма? Холод? Чума?
Пепел чего я в бессилье в ладони сжимаю?
Кто бы ответил? Да некому: пустошь нема.
Пустошь сгорела от края до края, до края.
Мы ненадолго. Подумаешь, вечность! Так мало…
Мы на просторе до окончанья времен.
Сердцу не больно, сердце просто устало.
Сердце вдруг вспомнить не может чьих-то имен…
Мы бы ушли и сегодня, но солнце садится.
Веки слипаются. Тихо. Тепло. Навсегда…
Смолкла навеки последняя певчая птица.
Путь наш закончен совсем?
Ничего…
Не беда.
17.07.2011.
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
О нас позабыли; да, так тоже бывает.
Нас невзлюбили, а потому и не вспомнили.
День нашего света дешевой стекляшкой сверкает.
Но это, дружок, мы слишком поздно поняли.
Все рушится. Ветер в ивах поет феерии.
Бродит в полях одинокий, запуганный, загнанный.
Ходит и слушает в нашем саду свиристелей.
Ему б дорожить всецело не нами, но
Он, беспризорник, один только помнит,
Что мы еще не мертвы. Что мы еще дышим им.
Листья осенние сворой визжащей он гонит
К ногам нашим. Осенью листья алым раскрашены.
Только вот снова не нами, не забывай, милый мой –
О нас еще два века назад совсем позабыли.
Полно печали, тоска отступает порой…
Где же, мой милый, мы были?
Где же мы пели?
Где проживали свой век?
В старом камине какую надежду грели?
Кто среди нас до сих пор живой человек?
Все быстротечно. Ветер в ивах поет, но уже не нам.
Ветер забылся в молчании, ветер, ах, ветер…
Старит, дает советы нашим безликим снам,
Он так давно на пути своем нас с тобой встретил.
О нас позабыли; да, так тоже бывает.
Кровью нас не оплакали, песней, в общем-то, тоже.
Странно так знать, что о нас никто и не знает.
Это так скверно… печально… это негоже…
Были мы? Не были? Кто же ответит теперь?
Где мы? В каком мироздании?
В чьем-то чужом сознании?
Вьется не наша трель…
17.07.2011.
Нас невзлюбили, а потому и не вспомнили.
День нашего света дешевой стекляшкой сверкает.
Но это, дружок, мы слишком поздно поняли.
Все рушится. Ветер в ивах поет феерии.
Бродит в полях одинокий, запуганный, загнанный.
Ходит и слушает в нашем саду свиристелей.
Ему б дорожить всецело не нами, но
Он, беспризорник, один только помнит,
Что мы еще не мертвы. Что мы еще дышим им.
Листья осенние сворой визжащей он гонит
К ногам нашим. Осенью листья алым раскрашены.
Только вот снова не нами, не забывай, милый мой –
О нас еще два века назад совсем позабыли.
Полно печали, тоска отступает порой…
Где же, мой милый, мы были?
Где же мы пели?
Где проживали свой век?
В старом камине какую надежду грели?
Кто среди нас до сих пор живой человек?
Все быстротечно. Ветер в ивах поет, но уже не нам.
Ветер забылся в молчании, ветер, ах, ветер…
Старит, дает советы нашим безликим снам,
Он так давно на пути своем нас с тобой встретил.
О нас позабыли; да, так тоже бывает.
Кровью нас не оплакали, песней, в общем-то, тоже.
Странно так знать, что о нас никто и не знает.
Это так скверно… печально… это негоже…
Были мы? Не были? Кто же ответит теперь?
Где мы? В каком мироздании?
В чьем-то чужом сознании?
Вьется не наша трель…
17.07.2011.
Нынче ночью я приходил к тебе, но тебя не было дома, и дома твоего не было в городе, и города не было нигде на земле.
Странна я в последнее время:
Сплю мало и плачу, да, плачу…
Мне словно тяжелое бремя
Взвалили, никак не иначе.
Мой дядя – хороший доктор.
Прекраснейший пульмонолог;
Вот только играет в покер,
На деньги и слишком много.
читать дальше
Сплю мало и плачу, да, плачу…
Мне словно тяжелое бремя
Взвалили, никак не иначе.
Мой дядя – хороший доктор.
Прекраснейший пульмонолог;
Вот только играет в покер,
На деньги и слишком много.
читать дальше