Они познакомились в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда еще было холодно в их сердцах.
Он думал, что нет на земле ничего прекрасней ее лица,
Она обязалась мечту о нем в мыслях греть.
Скажите мне, что такое ваша любовь?
Небесное чувство, лик ангела или простая мигрень?
Они стали вместе жить в Кельне, осенью, в ноябре,
Обманывать не друг друга им стало в новь.
А через пять долгих месяцев кончился Рай,
И только душевные боли остались, терзания и дежавю,
В скандалах мелькало пустое «Нет, я на тебя не давлю»,
И разум все чаще шептал «Скорей свою душу спасай».
Сердца их тревожно цеплялись за «Переждем»,
Хватались за «Перетерпим», за вечное «Надо».
Сердца их дрожали, себя отравляя ядом,
И плакали тихо с ночным очень долгим дождем.
Потом наступила иллюзия «Все у нас хорошо».
Она отравилась ей первая, жадно рвя горечь на части,
Она приняла тишину и молчанье за очень скромное счастье,
«Дождь ведь прошел, а значит, стало свежо».
Сначала она пела песни ему – о былом,
Смотрела в глаза, подобные горному хрусталю,
А он повторял ей упорно «Нет, я тебя не люблю,
И лучше мне будет покинуть наш новый дом».
Но он оставался. Что-то ему не давало
Взять свои вещи, и молча шагнуть за порог.
Может, слепая надежда, а может, хороший грог.
Только надежды и грога всегда было мало.
Стоило ей взять лекарство и сделать глоток,
Вылечить раны, тихо понять «Все напрасно»,
Как в нем расцветает не белый, а ярко-красный,
«Я не хочу без тебя. Распустись, мой цветок».
Только по сердцу – не ласка, а жесткий бич:
«Я от тебя улетаю во Франкфурт-На-Майне!»
Он отвечал: «Улетай! Мне не важно! Лишь дай мне
В эти минуты еще раз тебя постичь».
Они убивали друг друга; теперь они понимали,
Что все закончится скоро. Теперь уже точно.
Что все с начала было нелепо, ненужно, непрочно.
Слово «люблю» превратилось в осколок стали.
Год уже скоро, звезды осенние и начало конца:
Воспоминания, слезы – все как в забытой игре,
Они расстались безмолвно в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда уже было холодно в их сердцах.
Когда еще было холодно в их сердцах.
Он думал, что нет на земле ничего прекрасней ее лица,
Она обязалась мечту о нем в мыслях греть.
Скажите мне, что такое ваша любовь?
Небесное чувство, лик ангела или простая мигрень?
Они стали вместе жить в Кельне, осенью, в ноябре,
Обманывать не друг друга им стало в новь.
А через пять долгих месяцев кончился Рай,
И только душевные боли остались, терзания и дежавю,
В скандалах мелькало пустое «Нет, я на тебя не давлю»,
И разум все чаще шептал «Скорей свою душу спасай».
Сердца их тревожно цеплялись за «Переждем»,
Хватались за «Перетерпим», за вечное «Надо».
Сердца их дрожали, себя отравляя ядом,
И плакали тихо с ночным очень долгим дождем.
Потом наступила иллюзия «Все у нас хорошо».
Она отравилась ей первая, жадно рвя горечь на части,
Она приняла тишину и молчанье за очень скромное счастье,
«Дождь ведь прошел, а значит, стало свежо».
Сначала она пела песни ему – о былом,
Смотрела в глаза, подобные горному хрусталю,
А он повторял ей упорно «Нет, я тебя не люблю,
И лучше мне будет покинуть наш новый дом».
Но он оставался. Что-то ему не давало
Взять свои вещи, и молча шагнуть за порог.
Может, слепая надежда, а может, хороший грог.
Только надежды и грога всегда было мало.
Стоило ей взять лекарство и сделать глоток,
Вылечить раны, тихо понять «Все напрасно»,
Как в нем расцветает не белый, а ярко-красный,
«Я не хочу без тебя. Распустись, мой цветок».
Только по сердцу – не ласка, а жесткий бич:
«Я от тебя улетаю во Франкфурт-На-Майне!»
Он отвечал: «Улетай! Мне не важно! Лишь дай мне
В эти минуты еще раз тебя постичь».
Они убивали друг друга; теперь они понимали,
Что все закончится скоро. Теперь уже точно.
Что все с начала было нелепо, ненужно, непрочно.
Слово «люблю» превратилось в осколок стали.
Год уже скоро, звезды осенние и начало конца:
Воспоминания, слезы – все как в забытой игре,
Они расстались безмолвно в Кельне, осенью, в сентябре,
Когда уже было холодно в их сердцах.